Главная » 2022»Май»23 » "Мой край в военную годину" - час мужества
08:16
"Мой край в военную годину" - час мужества
Вязноватовский б/ф №5 МКУК РБ представляет час мужества «Мой край в военную годину»:
Много лет никто не знал имени колхозника Якова Евсееича Доровских, повторившего подвиг Ивана Сусанина. Яков завёл искавших железнодорожную станцию немцев в болото – при этом сам, в отличие от легендарного предшественника, остался в живых. В докладной записке, датированной 14.02.1943 г., в Воронежский обком партии, которую подписали секретарь Нижнедевицкого райкома партии Закомолдин, начальник РО НКВД лейтенант госбезопасности Авдеев, председатель штаба партизанского движения Бредзеншвили, говорится: «Неизвестный патриот Родины в селе Вязноватовка направил немецкий полк дальнобойных орудий по непроезжей дороге. В результате немцы бросили 18 орудий, из них две 205-миллиметровки, и около 30 автомашин». Рано утром, вырубая кустарник за огородом, Евсеич увидел Ваську. Полицай по кличке Троха шел по улице степенно, важно выпятив подбородок. На плечах серо-зеленый френч, правая рука уперлась в ремень карабина, левая поигрывала плеткой. Самодовольно щурились маленькие острые глазки. На одутловатом лице бегала злорадная ухмылка. Не зря. Дерзкая на язык Настя Доровских давно была на примете у Трохи. Да и ее строптивый отец Яков Евсеич, по мнению Васьки, тоже заслуживал наказания. Поэтому, получив приказ доставить в Нижнедевицк в немецкий госпиталь женщину, полицаю не пришлось долго раздумывать. Полицай пришёл за дочерью Якова за Настей . Её было приказано доставить в Нижнедевицк где находился немецкий госпиталь . Отец было хотел заступиться за дочь но полицай пригрозил что вспомпи своих односельчан и тебе достанется .
Недавно колхозницу Акулину Петровну Семенихину немцы попытались выгнать из дома, чтобы разместить в нем своих раненых. Акулина не покорилась, замахнулась вилами на непрошенных гостей и, охнув, осела под автоматной очередью. Вся Вязноватовка плакала, слушая безутешные рыдания старой матери Акулины и ее осиротевших внучат.
А позже немцы повесили колхозника Василия Ермолаевича Сапрыкина, обвинив его в связи с партизанами. Три дня и три ночи на старом тополе раскачивался на ветру труп. Для устрашения. Позже уже Настя рассказывала отцу что было с ней . как в госпитале у неё брали кровь для кровососы-изверги? – В груди закипал гнев: - Эх, кабы мне силушку!
Дождливую осень сменила зима. По дороге с востока на запад все чаще двигались немецкие машины, повозки, боевая техника. Сердце Евсеича сжималось от радостного предчувствия: не от хорошей жизни показывают зад фрицы.
Старик брал лопату и делал вид, будто расчищает дорогу от снега. А сам жадно прислушивался к разговорам немецких солдат и офицеров. Их язык понимал хорошо, усвоил его еще с 1914 года, когда побывал в плену. Запомнился Евсеичу один солдат с забинтованными руками, пилотка и уши у него были завязаны женским платком. Он истерично проклинал русских солдат, зиму, войну и все на свете. Предположения старика сбывались. Орудийный гром с каждым днем все ближе подкатывался к селу. По дороге двигались на запад уже не тыловые подразделения гитлеровцев, а потрепанные фронтовые части, день-два назад побывавшие в бою. Видно, оставив где-то заслоны, фашисты поспешно отводили свои войска на новые позиции. К отступлению готовился полк дальнобойной артиллерии, застрявший в селе. В домике Якова Евсеевича расположился немецкий полковник и старшие офицеры полка. Склонившись над картой, они обсуждали маршрут бегства. Но, видно, что-то не клеилось у гитлеровцев, не находили они безопасной дороги. И здесь Яков Евсеевич решил осуществить свой задуманный план мести . Он покажет дорогу для отступления немцам . Яков Евсеич с волнением ожидал момента отъезда. С первых минут разговора с командиром немецкого артполка он твердо решил указать фашистам другую дорогу, ту, которая ведет в топкое торфяное болото, известное местным жителям под странным названием Поповский особняк. Старик отлично знал, что оно и зимой не замерзает от родников, изобилует глубокими ямами, промоинами. не проехать там никому, а с тяжелыми пушками и машинами – и подавно.
О смерти старому как-то не думалось. Беспокоился больше о том, удастся ли рассчитаться за горе осиротевших детей Акулины, за увечье Настеньки, за всех, кого фашисты замучили, сожгли, расстреляли, повесили. О своем намерении Евсеич не обмолвился никому: ни жене Марине Петровне, ни Настеньке. Лишь, прощаясь с ними, уронил в бороду скупую слезу.
Выехали к вечеру. Впереди по глубокому снегу прокладывали колею автомобили-вездеходы. За ними длинной черной змеей извивалась колонна тракторов-тягачей с длинноствольными орудиями на прицепе, автомашины, набитые тяжелыми снарядами, боеприпасами, военным имуществом, награбленным барахлом. В кузовах, съежившись от пронизывающего ледяного ветра, прижались друг у другу солдаты, укутанные одеялами, женскими платками, шарфами, шубами. Когда Яков Евсеич рассказал приметы дороги в торфяное болото, ничего не подозревавшие гитлеровцы усадили его в легковую машину к офицерам. Они часто осведомлялись: верно ли едут? Старик важно кивал головой и, показывая на дорогу крючковатым указательным пальцем, твердил: гут, гут…
Час возмездия наступил несколько раньше, чем предполагал Евсеич. У болота колонну настигли краснозвездные бомбардировщики. Они появились внезапно. Гитлеровцы за общим шумом, ревом моторов заметили их слишком поздно. Посыпались бомбы, черно-багровыми столбами взметнулась вверх земля. Машины остановились. Поднялась паника. Нагоняя волну ужаса, взорвалась машина со снарядами. Взрывы, гул самолетов, стоны, крики, выстрелы – все смешалось в единый грозный рев. В поисках спасения фашисты, бросая оружие, кинулись врассыпную, подальше от дороги, где метались смертоносные вихри. Но бежать было некуда: вокруг простиралось торфяное болото, поросшее жесткой сухой осокой и редкими стволами деревьев.
Многие проваливались сквозь снег и тонкий лед. Барахтаясь в черной воде, фашисты с выпученными глазами на обезумевших лицах молили о пощаде, помощи. Но ждать ее было неоткуда. Каждый спасался как знал. Те, кто видел страшную смерть своих товарищей в болоте, не спешили к ним, а в ужасе бежали прочь. Легковая машина, где сидел Яков Евсеич, остановилась. Офицеры, ломая дверцы, выскочили наружу, побежали дальше от дороги, утопая в снегу. Выбрался и Евсеич. Понял: в суматохе можно спастись. Торопливо двинулся к известной ему тропинке. Когда отбежал шагов триста, сзади послышался истошный вопль: «Рус, капут, хальт!» Хлопнул выстрел. Обернулся, и в тот же миг на месте кричащего офицера вырос сноп пламени. Евсеич зло усмехнулся: «На-кось, выкуси, фриц паршивый. Думали, продал старик душу за легковушку, ан не таков он».
Удалось спастись лишь жалкой кучке немцев. Целую ночь проплутали они по бездорожью на морозе, по снежной целине. Лишь утром вышли к селу Погожеву, что в 10 км от Касторного. Там уже были советские войска, и полуживые, замерзшие гитлеровцы, подняв руки, охотно залопотали: «Гитлер капут!»
Материал написан в 1960-х годах В. Дробышевым и М. Елизаровым, со слов самого Якова Евсеича, которому в ту пору было около 80-ти лет. Жил он со своей семьей в той же Вязноватовке и работал в колхозе «Серп и молот». Супруга Якова – Марина Петровна – жаловалась, что дочь Анастасия часто болеет, так и не выздоровев после издевательства фашистских врачей. Сын Якова Евсеича Василий, вернулся с войны живым. Будучи снайпером, он уничтожил более полусотни фашистов. Сам же Яков Евсеич, в беседе с авторами статьи, сказал, что ничего особенного он не сделал: просто исполнил свой долг.
